Рождественская сказка

Вы спрашиваете, почему я дружу с Полоумной? А с кем мне ещё дружить? Она хорошая, даже несмотря на то, что верит во всяких мозгошмыгов и пучеглазых тритонов…

Нет, нужно начинать не так. Слушайте — это не займёт у вас много времени.

Дело было в преддверии Рождества. Я вернулась с тренировки продрогшая и злая, и, чуть не плача, влетела в гриффиндорскую гостиную.

День не задался с самого утра. Почему? Погода стояла отвратительная — целый день шел дождь вперемешку со снегом. Снейп дал дополнительное задание — ему не понравилось моё зелье, хотя оно было всего на тон светлее нормы. Амбридж носилась по всей школе, будто её поклевал гиппогриф. Моих братцев и Гарри исключили из команды, а Рон то и дело пропускал мячи. Через неделю должен был состояться матч с Хаффлпафом, и при таком раскладе мы даже им могли проиграть. К тому же, Гарри совсем не обращал на меня внимания, все его взгляды были устремлены на выскочку Чанг.

А в гостиной, как назло, стоял такой шум, что отдохнуть было просто невозможно. Поэтому я пошла в спальню. Там мои соседки обсуждали, с кем Драко Малфой появился сегодня на завтраке.

Если честно, я не понимаю этих хвастливых дур, ведь возможности понравиться Малфою у них не больше, чем у курицы научиться летать. Никак не возьму в толк, как можно унижаться перед парнем, обращать на себя его внимание, навязываться?

Нет–нет, в моём случае всё не так! Я была одиннадцатилетним ребёнком, а Гарри меня спас. Было совершенно естественно влюбиться в героя… К тому же, я очень стеснялась и не могла даже слова в его присутствии вымолвить. А они на каждом углу успевают себя предложить, да ещё и пожаловаться, что никому не нужны. Может, я покажусь вам излишне чопорной, не знаю. То ли в этом виновато воспитание, то ли мои собственные «отставшие» духовные приоритеты и моральные принципы, но я искренне не понимаю, как можно так настойчиво предлагать себя. Нет, возможно, я тоже ношу излишне легкомысленную и вызывающую одежду, веду себя немного раскованнее, чем следует, и встречаюсь с парнями, но совесть не позволяет мне вести себя так, как они.

Но ближе к делу.

Оглядев комнату, я лишь устало вздохнула — не люблю беспорядок, но наводить чистоту не было ни времени, ни желания. Если так загружать нас уроками, то нам некогда будет и переодеваться. Я распахнула шкаф и, даже не взглянув, выхватила первую попавшуюся мантию из вороха пёстрых вещей. Не переодевшись, я выскочила из комнаты и побежала, куда глаза глядят. Опомнилась у самого подножия Астрономической Башни. Не скажу, что обрадовалась — идти наверх было слишком далеко. Но зато никто не мешал думать. А думать было о чём.

Во-первых, у меня никогда не было настоящей подруги. Нескончаемая вереница однокурсниц не в счёт, я всегда была старше своих лет. Гермиона ничего, кроме своих дурацких книжек, посоветовать не могла. Я ненавижу читать! Скажите, какой толк в зазубривании и рассматривании безумных завитков под названием «буквы»? Всё равно в жизни никогда не бывает так, как в книжках. Правда, мое мнение никто не разделяет. Братья называют меня пессимисткой, а мама как-то тоскливо улыбается и чуть снисходительно посматривает на меня. Я знаю, она осуждает меня и моей нелюбви к чтению не понимает. А ещё я знаю, что я никакая не пессимистка, а прагматичная реалистка, считающая, что мечтами многого не добьешься.

Во-вторых, Гарри. Да, я успела сменить довольно много парней, и по Хогвартсу ходили сплетни о том, что я спала с ними. Но это не так. Все мальчики одинаковые, словно…э-э-э… как там папа говорил… инкубаторные, что ли? Обычные смазливые подростки, интересующиеся квиддичем, техникой и музыкой. С ними даже поговорить не о чем. А Гарри… Гарри другой, да и выглядит намного взрослее. Но он, видимо, считает меня слишком маленькой и бегает за недалёкой и наивной Чанг.

А в-третьих, я тоже помешана на квиддиче. Обожаю это пьянящее чувство невесомости и свободы, когда паришь в воздухе, а порывы ветра хлещут по щекам, заставляя их пылать и зажигаться румянцем. Ещё я люблю маневрировать, делать умопомрачительные финты и всем сердцем желать победы собственной команды. Может, это спортивный интерес, а может, предвзятость в отношении к другим факультетам. Нет, я не фанатка. Но обожаю то самое, немного волнительное настроение перед матчем и дрожь внизу живота при взлёте. А теперь потеря троих игроков выбила из привычной колеи команду…

Уже не помню, была я слишком расстроена, чтобы созерцать красоты засыпающего Хогвартса, или, наоборот, чересчур залюбовалась безумными на первый взгляд витражами и сплетениями узоров, но только спустя полчаса сидения на подоконнике я поняла, что там чертовски холодно. Кожа покрылась мурашками, а губы одеревенели. И почему я не додумалась взять мантию потеплее?

Солнце постепенно опускалось за тучи, последними лучами ослепляя всё, а я не мигая смотрела перед собой, накручивая на палец выбившуюся из причёски прядь. Скоро у меня затекли ноги. Невзирая на боль, я спрыгнула на пол и онемела от мгновенно ослепившего меня ужаса — я была не одна! По телу пробежала невидимая дрожь, сердце упало в пятки, а руки моментально вспотели. Я стремительно обернулась. Если честно, не ожидала от себя такой резвости, особенного после длительного неподвижного сидения. У входа, опершись на стену, стояла — кто бы вы думали — Луна Лавгуд. Я замерла в нерешительности, замечая, что опять начинаю злиться. Почему в этом огромном замке невозможно хоть иногда побыть одной? И почему Луне не сидится в тёплой и уютной гостиной Рейвенкло? Я, конечно, знаю, что она сумасшедшая. А что, разве нет? Кому ещё может прийти в голову просто стоять посреди двора, тыкать пальцем в воздух и хохотать, а через несколько минут грустно рассуждать о смысле жизни? Или так нелепо одеваться? Сама Луна однажды говорила, что таким образом она выражает свой глубокий внутренний мир. Мир у неё, может, и глубокий, но вид слегка безумный.

Она, без сомнения, хороший собеседник, она умеет слушать, что немаловажно. Но эта манера бесшумно подкрадываться и неестественно плавным голосом оповещать о своём присутствии меня раздражает.

Но всё же это была Луна, а не драная кошка Филча и не Малфой с Инспекционной Дружиной, и я с облегчением перевела дух. Полоумная тем временем подошла ближе и пропела:

— А ты красивая!

— Что? — опешила я, а она всего лишь звонко рассмеялась, будто не слыша моего вопроса. Луна отвернулась к стене и с взглядом видавшего виды коллекционера принялась рассматривать узорчатый рисунок и водить пальцем по небольшим, гладко отшлифованным углублениям. Она любила бродить по ночному Хогвартсу, изучать всяческие узоры на стенах, картины, статуи, гобелены, отыскивать новые помещения и просто сидеть на подоконниках, беспечно болтая ногами. Не знаю, увенчивались ли её поиски успехами, но об этом её особенности знали все без исключения, даже учителя. С Полоумной не снимали баллы за ночные похождения. То ли делали вид, что приняли её за призрака, то ли просто позволяли хрупкой рейвенкловке отвести душу. Я никогда не сталкивалась с ней ночью в пустынных коридорах, но поговаривали, что она, как сомнамбула, ходит с закрытыми глазами, что-то бормочет и водит руками по стенам. Может, врали. А может… кто её знает.

— Почему ты смеёшься? — вновь удивилась я.

— Я радуюсь, — безмятежно ответила она. — Просто представила, как Гарри обрадуется, увидев, какая ты красивая.

Нелепые, бессмысленные и глупые высказывания — ещё одна особенность Полоумной. Мало кто не слышал её стремительно сказанных бессмысленных предложений, а некоторые такие же полоумные находили в них тайный смысл. Другие считали, что она не различает, где мысли, а где слова, и не замечает, как они выскальзывают у неё изо рта. А я думаю, что, если не воспринимать Луну всерьёз, она кажется вполне нормальным собеседником. Огромные васильковые глаза навыкате создают ощущение наивности, а длинные пепельные волосы — иллюзию беспечности и легкомыслия. На самом деле мало кто знает, что она немного сумасшедшая. Нет, несомненно, об этом знает каждый фестрал в округе, но мало кто понимает, что она по-настоящему безумна. У неё это после того, как она увидела смерть собственной матери. Её тогда ещё не окрепшая психика не выдержала такого стресса, и она малость двинулась… Это я подслушала из разговора мамы с папой.

— При чём здесь Га… — сердито начала я, но Луна приложила палец ко рту и, схватив меня за руку, потянула за ближайшую статую. Кто был на ней изображен, я так и не увидела.

— Тссс, — прошептала она. Её дыхание щекотало мне шею. — Сюда кто-то идёт.

— Откуда ты знаешь? — одними губами произнесла я.

— Ты забыла, что некоторые считают меня призраком — действительно, мой слух способен уловить мельчайшие изменения, — так же ответила она.

Об этом её качестве я узнала впервые. Но времени раздумывать над новым открытием не было, потому что меня опять сковал необъятный ужас — не хватало ещё на Филча наткнуться, или, того хуже, на Амбридж. Страшно было до такой степени, что зубы сами начали выбивать какой-то ритм, выстукивать неведомую доселе мелодию, тем самым рискуя выдать нас.

И тут Луна поцеловала меня! Нет, она просто заткнула мне рот поцелуем! Я до сих пор не могу объяснить себе, почему это произошло. Не знаю, что тогда нахлынуло на меня, а она рассказывала, что сделала это с целью избежать наказания. Не знаю, было ли это правдой. По её тону и глазам невозможно узнать, врёт она или нет, это ещё одно достоинство Луны Лавгуд. Сама она его не замечает. Она вообще не замечает чьих-либо недостатков или достоинств, по её словам — все люди добрые, главное — найти подход. На мой вопрос, касается ли это Малфоя, она высокомерно кивнула и произнесла: «Несомненно».

Но я, разумеется, все равно узнала правду. Я разговорила Луну позже. Представляете, она так мило смущалась при воспоминании о том поцелуе. Краснела, сглатывала слюну, отводила взгляд…

Луна рассказала, что любит искусство. Смотреть на всякие маггловские картины, скульптуры. Ещё она говорила, что магглы гораздо талантливее нас, магов, потому что всё делают от чистого сердца, а не повинуясь магии. Но это так, к слову. А о поцелуе она сказала вот что. В тот момент, когда мы прятались за статуей, моё лицо было очень близко к ней, и она отметила, что я чертовски похожа на какую-то статую. Названия я, конечно, не запомнила. А Луна, наша оригиналка и эстетка, поддавшись стихийному порыву, воображая на моем месте мрамор, не удержалась и поцеловала меня. Не знаю, существует ли та статуя реально или это очередные выдумки Полоумной. Не знаю, действительно ли она от своей любви к камню поцеловала меня, или просто сказался подростковый период. Она, кстати, довольно быстро перевела тему. Что ей, со всеми странностями, мало присуще.

Хотя, знаете, это сейчас я могу анализировать ситуацию. Тогда я уверяла себя, что сказалась усталость. А сейчас поняла, что все свои последующие поцелуи буду сравнивать с этим хаотичным касанием губ. Не знаю, может, кто-то обвинит меня в недостатке здравомыслия, но я постоянно буду вспоминать об этом поцелуе с лёгким ощущением грусти. Возможно, лет через десять я вспомню об этом случае и улыбнусь так же снисходительно, как когда-то моя мама. Я скажу себе, что во всём виновата физиология и хрупкая психика, что девушки лучше понимают друг друга, что тогда мне просто не хватало нежности, что я чувствовала себя слишком одинокой, непонятой, особенной. Может, Луна придёт ко мне в гости и мы будем хохотать, вспоминая, на что только не шли, чтобы избежать наказания. Может, я даже немного покраснею. Но я всегда буду хотеть ещё раз повторить этот поцелуй. Возможно, я буду лежать под тёплым одеялом и прокручивать его в голове. Нет, я никогда не признаюсь в этом Полоумной, но что может помешать мне мечтать?

Она, я уверена, уже через месяц выбросит всё из головы, а к тому времени, когда у меня хватит мужества снова об этом заговорить, вовсе не вспомнит. Недоуменно хлопнет ресницами и удивлённо посмотрит на меня. Луна вообще странная. Ничто не задерживается в её памяти надолго. Разве что чушь о пучеглазых тритонах, да и то не всегда. А, может, мы опять попадём в какую-то переделку, и ей опять придётся таким образом заткнуть мне рот. Кто знает… И тогда у меня опять появится повод открыть старые отцовские книжки по психологии человека.

Правда, это будет позже, а может, и не будет вообще. А тогда…

— Поло… — начала было я, но разговаривать, целуясь, не слишком удобно. Сначала я просто приоткрыла рот, а потом… ответила. Почему? Не знаю. Сейчас всё вспоминается очень туманно. Папа когда-то говорил, что на первый день человек способен восстановить события дня на семьдесят процентов, на второй день на тридцать, а на третий вообще на десять. Кажется, я тогда много думала о Гарри. Мечтала, воображала что-то. И когда она меня поцеловала, невольно приняла её за Гарри. Нет, я всё понимала, я же не сумасшедшая. Просто не захотела отталкивать иллюзию, что ли… Знаете, было приятно думать, что меня целует сам Гарри Поттер, а не однокурсница. Я устала и вымоталась, вот и потеряла на несколько мгновений здравый рассудок. Опомнившись, я опешила: не каждый день целуешься с девушкой. Но мне понравилась. Луна, кстати, неплохо целуется. Она всё прижималась к моим губам, упорнее и упорнее, а мне стало не хватать воздуха. И когда я уже почти задохнулась, она внезапно отпустила меня и поднялась. А потом влезла на подоконник, место на котором недавно занимала я.

— Может, ещё рано? — спросила я. — Если они не ушли?

— Ты пессимистка, Джинни, — просто ответила она.

— Я реалистка, — обиженно протянула я.

— А кто, по-твоему, реалисты? Это синоним слова «пессимисты». Ведь мир состоит из неудач, которые нужно уметь превращать в достоинства, — мгновенно выпалила она.

Я хотела покрутить пальцем у виска, но сдержалась. Вдруг это слова какого-то философа? То, что я не люблю читать, не означает, что про остальных можно сказать то же.

А потом Луна провела пальцем по стеклу и начала считать вслух:

— Один, два, три…— после взглянула на меня и прибавила, — Теперь точно ушли!

Спрашивать, почему она так решила, я не стала. Её не дано постичь никому, и то, откуда она всё это знает, навсегда останется для меня загадкой. Может, Луна действительно тронулась головой, а может, наоборот. Мы все безумцы, а она непризнанный гений.

— А что это было? — всё-таки решилась спросить я.

— Рождественская сказка, — невозмутимо пожала Луна своими хрупкими плечиками и вновь принялась считать:

— Три, четыре, пя…

— А что ты делаешь? — прервала её я.

— Считаю звёзды, — не оборачиваясь, ответила она.

Я двусмысленно хмыкнула, но Луна не обратила на это никакого внимания. Я уже собралась подняться и уйти, но вдруг мне стало так легко и безоблачно на душе… Захотелось радоваться, напевать старую маггловскую песенку «Jingle Bells» и танцевать. Все неудачи сегодняшнего дня остались где-то далеко–далеко, словно они были неудачным, полустёршимся сном. А из-за туч выглянул месяц, объявляя конец этих суток. Суток, которые будут носить звание самых безумных в моей жизни.

— Полоумная… — покачав головой, выдохнула я и рассмеялась.

Fin